— Я хочу выпить за нас с тобой, — поднимая бокал, сказала Зина. Непонятно где и как, но Дмитрий сумел раздобыть старинные винные бокалы, которые очень приятно было держать в руках, прикасаясь пальцами к тонкому и нежному чуть прохладному стеклу, — за наше будущее… В Германии…

— Значит, ты… — Дмитрий засиял.

— Я согласна, — лучезарно улыбнулась она.

И долго, не отрываясь, смотрела, как Дмитрий допил свое вино до конца. Он отрубился минут через 10, и Зина поздравила себя с тем, что все-таки была хорошим врачом. Смеси из порошков и ампул, которую она добавила ему в бокал, должно было хватить на то, чтобы он проспал как минимум сутки. Но для гарантии она связала ему руки веревкой, найденной на кухне. Перетащила Дмитрия со связанными руками на кровать, а концы веревки привязала к железным перекладинам кровати. Затем без зазрения совести порылась в его карманах и забрала все деньги, которые у него нашла.

Через полчаса Зина уже была на вокзале, где купила билет до Измаила. Она специально сделала так, чтобы запутать следы, если за нею кто-то следит. Но все прошло без приключений. До Измаила она добралась спокойно, без всяких происшествий в пути, а из Измаила уже купила билет на поезд в Одессу. Чтобы добраться домой, ей потребовалось чуть больше суток. Где-то к середине этого путешествия Зина поняла, что ночная стрельба после того, как она влезла в архив поликлиники, была специально инсценирована Дмитрием и его агентами, чтобы заставить ее поехать в село. Он тонко играл на людской натуре, особенно — на женской, сумев приобрести качество, которое было абсолютно необходимо для профессионального разведчика.

Корпуса хлебного завода были серыми. Зина тихонько постучалась в окошко вахтеру.

— Как мне попасть в отдел кадров? Я знаю, у вас люди требуются…

Она выглядела совершенно по-деревенски — простое ситцевое платье и платок на голове. Вахтер направил ее по длинному плохо освещенному коридору. Ни разу не сбившись, она оказалась в небольшой комнате, где сидела стайка девушек, с деловым видом печатающих на новеньких пишущих машинках «Континенталь» и одновременно болтающих друг с другом. Машинки хищно поблескивали длинными рядами металлических блестящих зубов, готовыми вонзиться в ничего не подозревающее о бюрократии живое человеческое тело.

— Присядьте, обождите, — скомандовала одна девчонка, небрежно кивнув ей на стул, — я сейчас отчет допечатаю и вами займусь.

И, бодро выпустив длинную, похожую на пулеметную, очередь по клавишам машинки, вдруг воскликнула:

— А я вам говорю, что это будет катастрофа! Катастрофа цельная, вот попомните, лопни мои глаза!

Со всех сторон сразу понеслись голоса, и Зина поняла, что попала прямиком в бурное обсуждение очень важной темы.

Обсуждали то, что краем уха Зина уже слышала в поезде, но не придала этому особенного значения. Хотя в поезде тоже шли разговоры, и эти разговоры серьезно разделились — собственно, и обсуждаемые темы были слишком разные.

Мужчины бурно говорили о том, что при рабоче-крестьянской милиции НКВД СССР было создано абсолютно новое подразделение — Государственная автомобильная инспекция, сокращенно ГАИ, которая должна была заниматься исключительно машинами. Постановление было подписано 3 июля 1936 года, и многие находили решение разделить службы очень неплохим.

— А я вам говорю, скоро все в стране будет в машинах! — ораторствовал хлипенький мужичонка в крестьянской фуфайке, потрясая старым выпуском газеты «Правда». — Кто-то же должен за ними следить? Правильно сделали, что разделили! Мозговитое это решение!

— Вот делать им нехрен! Как будто все у нас на машинах ездиют, — вытирая платком со лба пот, крупный мужчина в потертом чесучовом пиджаке был настроен скептично, — кому нужны эти машины! Вон, единицы! Так еще и за ними следить! Лучше бы давали следующую пятилетку, стахановцы, — народу жизнь усложнять.

— Ну, с них не убудет, — вторил ему старичок с козлиной бородкой, — жизнь нам всегда усложнят…

Зина быстро потеряла интерес и переключилась на другое — на обсуждение за ее спиной. Говорили несколько женщин. И вот это больше автомобильной инспекции привлекло ее внимание.

27 июня 1936 года было издано постановление, наделавшее немало шуму. В СССР запретили аборты. Раньше эта тема была деликатной, секретной, щепетильной, но вдруг оказалось, что об абортах можно и нужно говорить.

Было издано специальное Постановление Центрального исполнительного Комитета СССР и Совета народных комиссаров СССР о запрещении абортов, увеличении материальной помощи роженицам, а также были внесены законодательные изменения в процедуру развода, существенно усложняя развод, особенно для семей, уже имеющих детей.

Запрет на аборты касался всех медицинских учреждений — больниц, поликлиник, женских консультаций, роддомов. СССР для обширных строек и грандиозных планов требовались кадры. Люди были материалом для построения коммунизма на земле. Но вдруг оказалось, что женщины восприняли это постановление в штыки! Как рожать, куда рожать, когда и одного прокормить невозможно! Голод в стране, хоть и кричат на каждом шагу о победе и торжестве социалистического труда! А цены такие, что и один рот прокормить невозможно, не говоря о куче детей!

Запрет также означал, что аборты будут делать подпольно — а это опасно и дорого. Возрастут цены до небес. За такое и сажать станут. И не только врачей, но и тех, кто подпольно ходил к врачам. Что теперь будет? Деликатность была отброшена в сторону и кипящее возмущение дошло уже до предела.

Вот об этом и говорили девушки в отделе кадров на хлебзаводе, и было невозможно вклиниться в их горячий разговор. В конце концов девушка вспомнила о Зине.

— Вы на какой должности работать у нас хотите? Рабочей в цех?

— У меня тут такое дело… Вы извините, конечно. Но я двоюродную свою сестру ищу, она у вас работала. Алена Сунько зовут.

— Вы понимаете, что мы не даем такие справки? Это сколько же архива нужно перевернуть? — демонстративно возмутилась девица.

Зина принялась ее уговаривать, и крупная купюра перекочевала в ладонь девицы из ее ладони. Девица посмотрела в каких-то папках и написала ей номер цеха и фамилию старшей смены.

— Вы лучше у проходной подождите, — сказала она, — вы ее не упустите — высокая, с черной косой. До конца смены час всего, имеет смысл подождать.

Старшую смены, в которой работала Алена Сунько, Зина узнала без труда. Еще одна денежная купюра — и женщина дала ей адрес самой близкой подруги, с которой общалась Алена. По словам старшей, Алена исчезла, как в воду канула. Никто не знал, куда она пропала и что с ней. А теперь ей уже оформили увольнение за прогулы, чем испортили всю трудовую книжку.

Зину так и подмывало сказать, что Алена Сунько мертва, а начальству с завода следовало бы побольше интересоваться судьбой своей сотрудницы. Но она сдержалась. А затем поехала по данному ей адресу.

Из покосившейся хибары на окраине Молдаванки доносились пьяные голоса. Это было одноэтажное деревянное строение в глубинах огромного проходного двора. И казалось, что одним боком оно вросло в землю. Когда Зина подошла ближе, из распахнутой настежь входной двери на нее обрушилась волна вони.